Александр Федорович Андронов —личность известная. Главный конструктор Московского завода малолитражных автомобилей (МЗМА, ныне АЗЛК), ведущий специалист бывшего Минавтопрома СССР. В его жизни было много интересных событий. Одно из них —подписание контракта с ФИАТом на постройку в Тольятти автомобильного завода. В то время конструктивные особенности тольяттинского первенца были известны лишь узкому кругу специалистов. Сегодня Александр Федорович рассказывает о некоторых подробностях деловых встреч с руководителями итальянской фирмы.
27 июля 1966 года увидело свет постановление о постройке современного автомобильного завода мощностью шестьсот тысяч машин в год. Ему предшествовало организованное на ВДНХ министром автомобильной промышленности А. Тарасовым большое совещание, которое после длительного обсуждения одобрило выбор партнера —итальянской фирмы ФИАТ.
Фирма ФИАТ, знаменитая, очень опытная, образовавшаяся в конце XIX века, всегда представлялась мне авторитетным сообществом грамотных работников, талантливых инженеров и способных предпринимателей, знающих толк в организации массового производства автомобилей и умеющих делать деньги. Президент фирмы Витторио Валетта, опытный бизнесмен и тонкий политик, собрал прекрасных специалистов, таких, как Фьорелли, Боно, Джойя, Буффа, Монтабоне, Джанни Аньелли (сын первого президента ФИАТа), Джакоза.
После наведения необходимых справок мы предложили ФИАТу сотрудничество. Во исполнение специального правительственного постановления в Италию выехала советская делегация во главе с А. Тарасовым, в состав которой вошел и я.
Нас первым делом познакомили с заводами ФИАТа и его смежниками. Затем —обсуждение модели, принимаемой за основу для производства у нас в стране (напомню, ею стал ФИАТ-124), затрат, финансирования, поставок оборудования и многого другого. Перед первым же заседанием главный конструктор фирмы Данте Джакоза подошел ко мне как к старому знакомому. Мы разговорились, вспомнив 1960 год, когда он приезжал в Москву и посетил МЗМА. Честно говоря, тогда я был немного удивлен его точкой зрения. На вопрос, почему на моделях ФИАТа 1960 года не устанавливаются дисковые тормоза, последовал ответ, что такой тип тормозов не представляет технического интереса и не имеет преимущества перед барабанными. И это говорил грамотный специалист! А ровно через год, посетив заводы ФИАТа, я обнаружил, что уже все выпускаемые модели —с дисковыми тормозами. Поэтому мы вели переговоры осторожно, на меня персонально возложили решение всех вопросов, касавшихся конструкции будущего автомобиля.
Споров о внесении конструктивных уточнений и изменений сперва было немного. Представители ФИАТа, инженеры Джакоза, Монтабоне и другие, приняли все наши предложения, например, о замене тросового привода сцепления гидравлическим, увеличении размеров сцепления, уточнении кинематики подвески заднего моста, усилении кузова в нескольких местах. Но когда речь зашла о требованиях к двигателю, в частности о переносе распределительного вала из блока в головку цилиндров, то Джакоза, Монтабоне и Джойя встали на защиту своего «нижневального» двигателя. Их можно понять. Автомобиль и его силовой агрегат (имеется в виду модель «124») освоены в 1964 году, технология производства отлажена, поэтому относительно легко можно наладить выпуск машины и двигателя на новом заводе, ничего не переоборудуя. Упорствуя, руководство ФИАТа исходило из того, что их завод еще не выпустил ни одной модели с двигателем, имеющим верхнее расположение распределительного вала (так называемая схема ОНС). Я был твердо убежден, что дальнейшее развитие мирового двигателестроения пойдет именно в этом направлении (так оно и случилось).
Итальянцы обвиняли меня в техническом авантюризме и недальновидности, " но я стоял на своем, не имея" поддержки ни от замминистра Строкина, ни от самого Тарасова. Настаивал я и на том, чтобы у двигателя были алюминиевый блок и «мокрые» гильзы цилиндров, алюминиевые головки, впускные и выпускные коллекторы, картеры, крышки. Мы зашли в тупик. На последнем совещании я окончательно сформулировал наши требования, а Джакоза, Монтабоне и Джойя —окончательно свой отказ. Потерпев фиаско, я все же решил, что оппоненты должны иметь документ, где будут перечислены мои требования. Протоколы на совещании не велись. По окончании рабочего дня я сформулировал требования, которые выдвигал и защищал на совещании. Документ отпечатали на русском и итальянском языках, и вечером того же дня два экземпляра доставили Джакозе.
На следующее утро Тарасов, собрав нашу делегацию, предложил окончательно сформулировать основные пункты соглашения. После моего отчета о состоянии дел за столом переговоров он категорически запретил мне настаивать на выдвинутых требованиях, заявив, что своими действиями я препятствую подписанию соглашения —основы контракта.
Через несколько дней в торжественной обстановке соглашение было подписано Тарасовым и Валеттой. Наш экземпляр соглашения завизировали все члены делегации, кроме меня. У меня из головы не выходил верхний распределительный вал. Причины для этого были. Осматривая лаборатории и экспериментальный цех ФИАТа, я заметил на стендах опытные образцы двигателей с верхними валами, а на станках —большое количество деталей 6-цилиндрового V-образного мотора рабочим объемом два литра. У него было уже по два вала в головках блока. На вопросы о том, что это за двигатель, мне отвечали «экспериментальный образец для «Феррари». В лаборатории на стенде он работал устойчиво, ровно, без тряски и перебоев на восьми тысячах оборотах в минуту, обеспечивая очень большую по тем временам мощность —160 л. с. Видя все это, я думал о том, как же будет выглядеть тольяттинский автомобиль с устаревшим двигателем. Забегая вперед, скажу, что мотор, увиденный мной на стенде и предназначавшийся для «Феррари» со сниженными числом оборотов и мощностью (140 л. с), стали устанавливать с 1967 года и на машинах ФИАТа, причем не на спортивных, а на серийных, легковых.
После подписания соглашения делегации тепло распрощались, договорившись встретиться еще раз для уточнения формулировок некоторых его пунктов. Когда мы летели домой, в самолете ко мне трижды подходил Строкин и передавал вначале приказ, а потом просьбу министра завизировать соглашение. Я отказался наотрез.
Повторная встреча неожиданно для меня состоялась значительно раньше предварительно запланированной даты. Тарасов, по некоторым доходившим до меня сведениям, понял, что ошибся относительно конструкции двигателя. Последовал приказ Строкину собрать специалистов и срочно отправляться в Италию. Мне также предписывалось ехать на ФИАТ. Когда Строкин позвонил и предупредил о вылете (билеты и паспорта были уже готовы), я категорически отказался, мотивируя тем, что больше не намерен участвовать в приобретении машины с таким мотором. Строкин убеждал, что настал момент, когда возможно ревизовать в соглашении пункт о двигателе да и командировка будет непродолжительной. Я уступил.
Когда начались повторные переговоры, оказалось, что итальянцы готовы пересмотреть большинство пунктов соглашения. Поездка, намечавшаяся на неделю, заняла все четыре. Постепенно были найдены приемлемые формулировки. Когда же зашла речь о двигателе, итальянская сторона твердо заявила, что он не должен обсуждаться. Никаких иных конструкций фирма не имеет и не может браться за разработку сложного силового агрегата. Джакоза добавил, что у делегации нет ни одного официального документа по этому вопросу. Блеф! Я тут же спросил, помнит ли он мой доклад о наших требованиях к двигателю. Оказалось, помнит.
Начались бесконечные дебаты. В один из дней мы получили письмо за подписью президента ФИАТа профессора Валетты с мотивированным отказом от переработки конструкции двигателя и с предложением завершить переговоры. Строкин, разгорячившись, буквально швырнул мне письмо со словами —полюбуйся! И это сказал человек, не захотевший принять мою сторону во время первой поездки. Я написал письмо Валетте, в котором снял требования о применении алюминиевого блока, но настаивал на верхнерасположенном распределительном вале и обязательном наличии водяных протоков между цилиндрами теперь уже чугунного блока. Письмо подписал глава нашей делегации.
^ На следующий день мы получили… согласие Валетты. Главный вопрос был решен. Поспорив еще несколько дней об оставшихся пунктах соглашения, обе делегации выразили готовность подписать его.
Позднее компоновка двигателя по схеме ОНС в соответствии с приложениями к соглашению должна была быть согласована итальянской фирмой с Минавтопромом СССР в обусловленный срок. Министерство поручило НАМИ рассмотреть и согласовать компоновку, и к середине 1969 года конструкция автомобиля окончательно определилась. Я в этой работе уже не участвовал.
Добавлю лишь, что Тарасов был очень доволен соглашением. Он назначил своего заместителя, Полякова, генеральным директором строящегося ВАЗа. Вскоре там началось производство ВАЗ-2101, конструкция которого базировалась на итальянском прототипе ФИАТ-124 и наших, весьма серьезных дополнениях к нему.